Рожденный в СССР

belkino на воспоминания навела…
Тут маленькое вступление требуется: в детстве я болел часто, в больницах бывал регулярно. И каждый раз в приемном покое матушка моя отвечала на одни и те же вопросы — какой я по счету, какая была беременность, как вообще уродился… Все эти вопросы задавались при мне. Видимо, считая, что я еще ни фига не понимаю. Так что к семи годам я уже четко знал что я появился на свет после двух неудачных заходов и с помощью кесарева сечения…

Итак, к моменту моего зачатия матушка уже успела побывать замужем, развестись и дважды забеременеть. Оба раза неудачно, так что где-то на небесах меня ждут мои старшие братик и сестренка. Третий заход случился, когда матушке было уже 27 лет, по советским меркам уже возраст для родов критический. То есть, или сейчас, или всё. Первое время обследовали в медсанчасти Октябрьской железной дороги, а когда дело запахол керосином — закинули на сохранение в роддом Смольнинского района. Повторялась ровно та же история, что и с моими старшими братом и сестрой: у матушки во время беременности отказывали почки, начинался отек и избыток жидкости убивал плод.
Как уж там над маманей колдовали, как нас обоих удерживали на этом свете — не знаю. Где-то в начале сентября 1969-го матушку по ее же просьбе отпустили из роддома. Надоело в палате сидеть. Сентябрь выдался теплым, за окном красота, а ты тут сиди и дыши этой хлоркой? Упросила, отпустили. Но строго-настрого наказали: как только легкое недомогание — звони в «неотложку» и говори, чтобы везли в Смольнинский роддом!
Вызывать неотложку пришлось через неделю. Матушка решила сходить в баньку, аккурат в двух шагах от Смольного. Это сейчас на этом месте стоит Облисполком, а до 1978-го года там одна из старешийх бань питерских была. Сходила матушка в парилку, до общаги на Красного Электрика решила пешочком прогуляться, благо недалеко и ветерок на улице такой приятный… Ну и прогулялась. К вечеру температура и подозрение на пневмонию. Соседки по общаге вызвали «неотложку», приехала бригада с какой-то грымзой во главе. Матушка, как велено, кричит «Меня в Смольнинский роддом надо!» А грымза в ответ «Она еще тут командовать будет!» И уволокли в родильный дом Калининского района, который в тот день был дежурным. И где матушку видели первый раз в жизни.
Опять же, не знаю деталей, но матушкина пневмония дала новый оборот всем болячкам. Срок на тот момент был 7 месяцев, шансов сохранить не было никаких и было принято решение делать кесарево сечение. Мол, вытащим, а там посмотрим. Потом уже врачи сказали, что шансов выходить нас обоих не было.
Как там со мной было — не знаю. Прямо из операционной меня утащили в детскую реанимацию, потом зафутболили в «аквариум» — специальная камера для недоношенных.
А вот матушка запросто могла уйти, и не один раз. Первый раз во время операции. Анестезиологи что-то пролопушили и мать проснулась у них на столе, с разрезанным животом. Хорошо, вовремя заметили…
Второй раз сразу после операции, когда наркоз отошел. Мать рассказывала:
— Лежу в палате одна. Свет в палате выключен и только из коридора лампочка малость освещает. За головой как темный занавес. И чувствую, меня в эту темноту начинает затягивать, будто кто-то койку туда плавно так катит. Вот уже темнота лоб закрыла и к глазам подбирается, потом дальше. И вдруг я понимаю, что если до сердца дойдет — все, конец. И я резко села, стряхнула темноту. Отдышалась, опять легла. А глаза плохо видят после наркоза, состояние как в дремоте. И вроде как дверь приоткрылась, луч света и в этом луче женщина стоит, вся в белом, на голове вроде как круглая такая шапочка. Спрашивает: «Все хорошо?» И я бормочу «Все хорошо, нянечка, я только посплю немного»…
Что за нянечка приходила, приходила ли вообще и нянечка ли это была? Не знаю… Но вот только после этого визита мы оба пошли на поправку.
Матушка еще тогда обещала крестить меня, если выживу. Вот только затянули мы с выполнением обещания аж на 25 лет.