Наши люди на такси не ездят.
Осень восемьдесят седьмого года буду вспоминать до гробовой доски. Да и вообще восьмидесятые, комнатку в коммуналке на Тверской и почти полностью расселенный под капремонт дом… Зима 86-87 была сродни блокадной — в доме отключили воду и отопление, чуть позже вырубили газ. а у нас не то, что ордера — смотровой еще не было! Камрад shepelev удивляется, откуда у меня такая ненависть к совку — вот оттуда…
Только в марте удалось переселиться. Из имущества спасли телевизор и старенький холодильник. Мебель вся проплесневела, кишила клопами и тараканами, сбежавшимися со всего дома… Незадолго до «переезда» дверь в квартиру взломали, стащили почти все, что можно было. Бедолага кот каждого шороха боялся…
Переселились. Долгое время спали на полу — моей петеушной стипендии и матушкиной зарплаты едва хватало на самое необходимое. И лишь летом, когда стал получать зарплату слесаря, стало полегче. Ненадолго.
В тот вечер меня погнали в медсанчасть. Просидел я там часов до семи (рабочий день заканчивался в 16-52), одурев от духоты и голода. Наконец, в медкарту поставили нужный штамп, я срываюсь домой. Сорок минут тряски в промерзшем троллейбусе. Остановка, знакомый пустырь… Через который бредет заплаканная мама.
Первая мысль — телефона дома нет, предупредить не смог, матушка переволновалась где я и что со мной. Оказалось хуже — пока меня ждала, решила наше жилище чуток прибрать. Зачем-то полезла на стул, зацепилась подолом — и упала. Перелом запястья. Надо было сразу в травму, а она еще несколько часов ждала меня. Потом, не выдержав боли, кое-как оделась и побрела на остановку…
В местном травмпункте в приеме отказали — прописаны по старому адресу. Из-за чертовой воинской повинности и совкового идиотизма с пропиской пришлось тянуть — иначе пришлось бы семь кругов ада медицинских обследований проходить заново. Едем на осточертевшую Тверскую — посмотрите, кому не лень, где улица Народная и где Тверская. помножьте увиденное на восемьдесят седьмой год — ни маршруток, ни даже метро поблизости. Ждем троллейбус, опять тряска, пересадка и опять тряска. Наконец-то знакомый вестибюль районной поликлиники, мать уводят на рентген, потом на гипс.
На часах в холле — девять вечера. В глазах плывет и все кажется жутким сном. Но во сне не хочется спать…
Наконец, едем домой. Я обессиленно валюсь в «постель», но заснуть не могу. На кухне тихо плачет мать — рука болит и пухнет. Обезболивающее не помогает. Часа в три ночи пытаюсь вызвать «скорую» из телефонного автомата во дворе — хуй. «Давайте домашний телефон, иначе не поедем». Достаю из заначки четыре трешки, наказываю матушке сидеть дома, сам иду ловить такси. В три часа ночи, ага. Слава Богу, неподалеку была стоянка и там зависла одна машина. Сажусь, едем к дому. взбегаю на третий этаж — в квартире никого. НИКОГО!
Спускаюсь к такси, решаю — таки «скорая» приехала, увезла в травму. Едем на Тверскую, естественно, никто туда мать не привозил. Опять пулей летим к дому, обнаруживаю матушку дома. Она, оказывается, ходила к остановке, а мы к дому подъехали с другой стороны…
В общем, на двенадцать рублей накатался. В травме оказалось, что слишком тугой гипс наложили. Домой приехали уже под утро…
Естественно, на работу я не пошел. Мне влепили прогул, устроили разбор на собрании участка. Попросили рассказать почему. Рассказал. Первая же реплика от коллег: «Ишь, миллионер, на такси он разъезжает!»… Не поверили, поехали домой проверять. И лишь когда увидели мать с гипсом, когда от нее услышали все то же самое — влепили устный выговор и лишили премии.
Видимо, чтоб больше на такси не ездил.
<флегматично>
Щас набегут пидорасы и начнут тебе объяснять, что ты сам во всем виноват.
<пожав плечами>
На то они и пидорасы.