Эдуард АСАДОВ

Статистика войны

О, сколько прошло уже светлых лет,
А все не кончается горький след.
И ныне для каждой десятой женщины
Нет ни цветов, ни фаты невесты.
И ей будто злою судьбой завещано
Рядом навечно пустое место…
Но пусть же простит нас она, десятая.
Мужчины пред ней – без вины виноватые:
Ведь в тяжкие годы в моей стране
Каждый десятый погиб на войне.
Безмолвье – ему. Безнадежность – ей.
Только бы все это не забылось!
Только бы люди стали мудрей
И все это снова не повторилось!

(1974)

Семен ГУДЗЕНКО

ПЕРВАЯ СМЕРТЬ

Ты знаешь,
есть в нашей солдатской судьбе
первая смерть
однокашника, друга…
Мы ждали разведчиков в жаркой избе,
молчали
и трубку курили по кругу.
Картошка дымилась в большом чугуне.
Я трубку набил
и подал соседу.
Ты знаешь,
есть заповедь на войне:
дождаться разведку
и вместе обедать.
«Ну, как там ребята?..
Придут ли назад?..» —
каждый из нас повторял эту фразу.
Вошел он.
Сержанту подал автомат.
«Сережа убит…
В голову…
Сразу…»
И если ты
на фронте дружил,
поймешь эту правду:
я ждал, что войдет он,
такой,
как в лесах Подмосковья жил,
всегда пулеметною лентой обмотан.

Я ждал его утром.
Шумела пурга.
Он должен прийти.
Я сварил концентраты.

Но где-то
в глубоких
смоленских снегах
замерзшее тело
армейского брата.
Ты знаешь,
есть в нашей солдатской судьбе
первая смерть…
Говорили по кругу —
и все об одном,
ничего о себе.
Только о мести,
о мести
за друга.

(1942)

Константин ВАНШЕНКИН

Хлебные карточки

Отдельно — для малых детей,
Для служащих и для рабочих,
Суровый, без всяких затей,
По дням разграфленный листочек.

Движения ножниц слышны —
Талон отрезают вначале, —
В рабочих поселках страны
Хлеб на день вперед получали.

Далекий, нам снившийся тыл,
Он жил, ничего не жалея.
Я б карточки те поместил
В безмолвные залы музея.

Средь снимков гвардейских колонн
И рядом с партийным билетом,
Что кровью святой окроплен
Над Волгою памятным летом.

Я их положил бы на свет…
Но только тут случай особый:
Их нет, этих карточек, нет, —
Найди в своем доме, попробуй!

…Иное легко сохранить,
Чтоб знали о прошлом потомки:
Рассказа старинного нить,
Прапрадедов нищих котомки.

Оружие наших отцов,
И наше оружие тоже,
И деньги любых образцов,
И мысли, что денег дороже.

Но здесь — эшелоны в пыли,
Блокадные бледные дети…
Ну как сохраниться б могли
Военные карточки эти?

(1956)

Леонид ПАНТЕЛЕЕВ

«…Это было ночью…» 

…Это было ночью, в убежище. После бесконечно долгой, томительной и одуряющей тишины, оживляемой лишь тяжкими старческими вздохами, кашлем и зловещим постукиванием метронома, — вдруг весело и победительно запели фанфары, объявляя конец воздушной тревоги. И маленькая девочка, задремавшая на коленях у матери, откликнулась на эту благую весть и вымолвила слово, означавшее для нее и выход из этого мрачного, холодного подземелья, и возвращение в теплую постельку, и сладкий безмятежный сон…
— Отбой! — сказала Ирочка Т.
В этот день ей исполнилось полтора года. И слово, которое она сейчас сказала, — первое слово, произнесенное ею в ее маленькой, но уже такой неудобной жизни…
(Из ленинградских заметок Л. Пантелеева)

Николай СТАРШИНОВ

Сушь

Марля с ватой к ноге прилипла,
Кровь на ней проступает ржой. —
Помогите! — зову я хрипло.
Голос мой звучит как чужой.

Сушь — в залитом солнцем овраге.
Сухота в раскаленном рту.
Пить хочу! И ни капли в фляге.
Жить хочу! И невмоготу.

Ни ребят и ни санитара.
Но ползу я, пока живу…
Вот добрался до краснотала
И уткнулся лицом в траву.

Все забыто — боль и забота,
Злая жажда и чертов зной…
Но уже неизвестный кто-то
Наклоняется надо мной.

Чем-то режет мои обмотки
И присохшую марлю рвет.
Флягу — в губы:
— Глотни, брат, водки,
И до свадьбы все заживет!

(1943)

На мой рассказ «Незаслуженная награда» пришел ожидаемый комментарий. Мол, георгиевской ленточкой никто никого не награждает, а потому и напяливать ее можно куда угодно и всем, кому не лень. И не фиг тут оскорбляться.

Я попытался объяснить, что лента эта не сама по себе, а часть ордена Славы. Что именно лента присутствует на орденских планках, и что напялить на себя такую планку все равно, что нацепить чужие ордена. Можно и по сусалам огрести.

Но очередной путриот довода не понял. И плюнул бы я на тот диалог, если бы не недавний скандал с выброшенными плакатами «Бессмертного полка». Цитирую:

Председатель совета движения Сергей Лапенков пояснил, что подобные действия по отношению к ветеранам оскорбительны. По его словам, из-за присутствия на плакатах георгиевской ленточки это попадает под статью «Публичное оскорбление символов воинской славы России».

Вот так, ребята. Зарубите себе на носу, что георгиевская лента — символ воинской славы. И что публичное оскорбление этого символа тянет на статью. А потому крепко подумайте, прежде чем нацепить ленточку себе на задницу или на фаркоп своего тарантаса.

Сейчас многие удивятся, а кто-то даже и возмутится, но факт есть факт: первые годы после окончания войны День Победы праздником не считался. До 1948-го года девятое мая был нерабочим днем, но затем отменили. Говорят, по инициативе самого Сталина, так что любителям восхвалять «отца народов» есть над чем подумать.

В этой связи очень интересно изучать журналы тех лет, особенно детские. Самым первым послевоенным журналом, который есть в моем распоряжении, оказался «Мурзилка». Сдвоенный, май-июнь 1946-го года, номер. казалось бы: первый мирный год. Но на обложке первомай, затем портрет вождя во весь лист и стихи — опять про первомай. И лишь в середине номера, на развороте большая картинка «Парад Победы». И все! Ни стихов, ни рассказов.

Удивлены? Однако в мае сорок седьмого «Мурзилка» про День Победы не пишет вообще! Первомай, Сталин, Ленин — именно в таком порядке. Впереди великий юбилей — 30 лет Советской власти, так что война побоку.

И так вплоть до 1965-го года = День Победы все время плетется позади Дня солидарности трудящихся. Хорошо, если вообще вспомнят. В 1955-м первая круглая дата, десять лет. В «Пионере» только первая страница обложки и рассказ об Алексее Маресьеве. «Мурзилка» даже не вспомнил.

И только в 1965-м, после брежневского указа, во всех журналах статьи, стихи, рассказы, плакаты времен Великой отечественной…